Петербургские застройщики, архитекторы и градозащитники не мыслят ансамблями, как это делали их предшественники. Архитекторов-творцов, подобных тем, что создавали Северную столицу, сейчас нет, а в градостроительстве доминирует средневековый консерватизм, уверен глава архитектурного бюро SLOI Architects Валентин Коган. О роли архитектора и о том, как можно вернуть городу былой блеск, он рассказал в интервью проекту Retrogradu.net.
Искусство vs. гуманизм
Архитектор играет в абстрактную игру в бисер, создавая здание в своем воображении как видимый только ему маленький мир. Это не значит, что здание оторвано от реальности и не взаимодействует с контекстом. Наоборот, архитектор вплавляет в свой проект разнообразные идеи и концепции, эстетику и прогрессивные технологии. С практической точки зрения, задача архитектора в том, чтобы понять, как двигать эту идею дальше, как купировать угрозы и материализовать идею, любыми средствами добиваться того, что считаешь правильным.
Действительно хороший архитектор не действует во имя всеобщего блага, он занимается искусством. По-настоящему ценные объекты, которые остаются в истории, не выполняют обслуживающую, сервильную функцию — они из области чистой архитектуры, и этого в Петербурге очень мало. Причина очевидна: мы все перестали воспринимать зодчество как искусство, мы озабочены тем, что подумают люди, жители, градозащитники.
Но если обо всем этом думать, то хорошая архитектура не получится. Это, возможно, звучит не очень гуманно, но, только действуя авторитарно, архитектор может принести пользу городу, создать уникальную, интересную среду, пространство, куда в итоге придут люди.
Мы просто делаем что-то, чего не было до нас.
В Петербурге сложилось определенное отношение к фасадам: у нас есть первичный, уличный, фронт и второстепенные дворы. Но мы забываем, что жизнь людей происходит и существует как раз в тех пространствах, которые мы оставляем без внимания. Поэтому в современной архитектуре термин «фасад» как означающий что-то, что существует отдельно от основного здания, умер. Есть понятие «оболочка» —сумма поверхностей сооружения.
В качестве иллюстрации можно привести примеры проектов второй сцены Мариинского театра, которые предлагали Доминик Перро и Эрик Мосс. Это была попытка создания эффектной и совершенно безумной оболочки в историческом центре, того, чего у нас никогда не было. Но по понятным причинам все это не получилось, и мы пришли к тому, к чему пришли.
Этот пример доказывает, чтобы что-то осталось в истории, компромисса между архитектором и общественным мнением быть не должно. Да и какой может быть компромисс между двумя абсолютно разными мирами?
Помните слова героя Кайдановского в фильме «Сталкер» Тарковского? «Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает». Архитектура должна быть, как молодое дерево, гибкой, пластичной. Мы в нашем бюро начали пробовать делать такие объекты, у которых нет ни фасадов, ни особенной архитектуры, это некий набор, сетка в пространстве, каркас, игра плотности и прозрачности. Тогда здание избавляется от функции декора и оформления улицы, становится пространственной композицией, арт-объектом, связующим звеном между двором и улицей. Вообще, здание — это всегда субъект, живое существо, дома живут, разговаривают друг с другом.
Окраины могут быть красивыми, но…
Что касается возводимых на окраинах больших кварталов, то сделать новое, интересное можно в том числе в рамках существующих бюджетов, но для этого нужно больше времени, больше усилий.
У нас был проект в Приморском районе, где мы предложили застройку не секционными домами, а точками. Но на градсовете решили, не надо делать то, что будет выделяться из существующей застройки. То есть, даже когда ты пытаешься что-то изменить, готов потратить свое время и силы, чтобы сделать новую типологию застройки, возникает отторжение то у КГА, то у застройщика, а архитектор занимается тем, что уговаривает всех сделать хорошо.
Если смотреть только в прошлое, будущего не будет.
Для развития нам надо отбросить догмы, формализм в оценке архитектуры и стараться делать такое, чего вокруг нет. Сложилось определенное коллективное видение архитектурного наследия Петербурга, и оно очень одностороннее. Почему-то все решили, что наш некий воображаемый архитектурный код важнее всего того потенциала возможностей, которые могли бы нам открыться. Мы забываем, что наш город достаточно эклектичен, что все 300 лет архитекторы постоянно строили здесь что-то новое. У нас есть классицизм, барокко, ар-деко, даже авангард, правда не так много, как в Москве. В любом случае, в Петербурге архитекторы никогда не боялись заявлять новые концепции в любой точке города.
Яркий пример — Дом книги, который стоит напротив Казанского собора. Незатейливая, по большому счету, реплика собора Святого Петра, тяжелая и авторитарная, и напротив хватило смелости построить такое изящное, небывалой прорисовки и детализации здание.
В Москве, на Садовом кольце, известное голландское бюро MVRDV построило жилой дом уникальной геометрии. Почему наши застройщики не хотят сделать так же, возвести необычное здание? Наверное, потому, что они просто не верят в Россию, в то, что она стóит того, чтобы на этой земле сделать что-то для истории, а не для денег.
«Выбитые зубы» исторического центра
Современным языком можно и нужно работать в историческом центре. Я за то, чтобы было много разнообразных объектов, которые будут только подчеркивать ценность исторических зданий. И, наоборот, чем больше у нас будет мимикрии под старину, тем меньше значимости в том, что уже построено. И нужно что-то делать с этими «выбитыми зубами» в брандмауэрной застройке, нельзя их оставлять.
Мораторий на застройку в центре — это как наступить самим себе на ногу. Вместо того чтобы уплотнять среду, делать ее более интересной, многогранной, многофункциональной, мы говорим, что не хотим, чтобы что-то менялось, не хотим новых соседей. Но новый город будет меняться, и к этому нужно быть готовыми. Город нужно уплотнять разумно, учитывая существующий общественный транспорт и инфраструктуру, для того чтобы экономить ресурсы.
Что я имею в виду под экономией? Сейчас мы тратим кучу земли, денег, уничтожаем природу, сносим целые зеленые участки ради того, чтобы построить какие-то новые объекты. А ведь мы могли бы просто грамотно разобраться с тем же самым «серым поясом».
В историческом центре, я считаю, нам нужно возводить уникальные объекты, приглашать зарубежных архитекторов и создавать звездную архитектуру. В России таких архитекторов просто нет, потому что все то время, что мы тратили на строительство сталинского ампира, а потом бараков и хрущевок, у них, в цивилизованном мире, шел плавный процесс непрерывного развития архитектурной мысли. У нас же в это время даже кирпич был кривой, и все это накладывало свой отпечаток зажатости, несвободы, в том числе в плане технологий.
Мы живем в период архитектурного безверия, то есть в то время, когда архитекторы сами перестали верить в то, что они являются частью культурного процесса.
Но даже если наши застройщики соберутся и позовут какого-нибудь зарубежного великого архитектора, то, скорее всего, градозащитники постараются использовать это как повод для зарабатывания дополнительных политических очков. Кроме того, у нашей градозащиты есть системная проблема: они вообще не пытаются мыслить категориями градостроительной среды. Они мыслят локально, конкретным зданием, а чтó это за здание, есть ли в этом какая-то градостроительная логика, нужно ли оно здесь и действительно ли представляет какую-то ценность, — об этом они не думают.
Наши предшественники, великие архитекторы, мыслили категориями ансамблей, упорядоченности, ритмичной застройки. Потому Петербург и получился таким, каким получился. Если бы мы с самого начала, вместо того чтобы строить трехлучевую систему Адмиралтейства и Дворцовую площадь, сохраняли бы какие-то хижины, которые там были в те времена, то и Петербурга бы не было в том виде, в каком он есть. Сейчас мы пришли к тому, что все, что есть в городской ткани, — закон. Но так не бывает.
Еще 20 лет назад в западном мире был какой-то консенсус о необходимости превалирования прогрессивной мысли. Сейчас же мы входим в эпоху «средневековья», когда можно делать все что угодно. Хочешь повернуть время вспять? Пожалуйста, строй такие объекты, будто мы в XIX веке. Эта вседозволенность и безнаказанность накладывает отпечаток в том числе на архитектурное сообщество, которое становится циничным и ленивым.
Чтобы Петербург мог предложить миру что-то новое, должно быть доверие к архитектору. Тогда те проекты, которые все-таки появляются, не будут тонуть в компромиссах и у нас снова появится настоящая архитектура.
